Tag Archives: social reseacrh

Опубликована турецкая версия моей статьи об узбекской идентичности

В Стамбуле вышел турецкий адаптированный перевод моей статьи «Археология узбекской идентичности», в сборнике под редакцией турецкого профессора Гонула Пултара. Вот выходные данные

“Özbek Kimliğinin Arkeolojisi”, Ed. Gönül Pultar, Ağır Gökyüzünde Kanat Çırpmak: Sovyetsonrası Türk Cumhuriyetlerinde Kültürel Kimlik Arayışı ve Müzakeresi, Istanbul: Tetragon, 2012, pp. 185-236.

Оригинал этой статьи впервые был опубликован на русском языке в 2002 г. в сборнике «Этнический атлас Узбекистана», (под ред. А. Ильхамова и Л. Жуковой,  Ташкент: ЛИА <Р. Элинина> и Институт Открытое Общество – Узбекистан).  С текстом этой статьи можно ознакомиться на сайте Fergananews.com:

Часть 1-я. http://www.fergananews.com/club/detail.php?id=77

Часть 2-я. http://www.fergananews.com/club/detail.php?id=78

 Публикация как самого «Этнического атласа», так и моей статьи, вызвало резонанс. Так, по указанию из узбекского правительства газета «Правда Востока», являющейся органом Кабинета министров Узбекистана, опубликовала  в двух своих февральских номерах (2004 г.) разгромную статью, подписанную двумя учеными из Института истории Узбекистана. Один из них, Ш. Камолиддин, назвал мою статью, наносящей «вред узбекскому народу» (я чуть позже выставлю отсканированную копию той газетной статьи).

Эта дискуссия, инициированная узбекскими историками, была подхвачена российским журналом  «Этнографическое обозрение». Его первый номер 2005 г. был целиком отдан этой дискуссии под редакцией московского антрополога Сергея Абашина. Словоp дали как К. Камолиддину и мне, так и ряду других российских и международных экспертов. Голоса относительно моей статьи «Археология узбекской идентичности» разделились на два лагеря, один осуждающий мою статью, другой в принципе поддерживающий мою позицию. Все эти статьи также доступны для чтения на сайте Fergananews.com: http://www.fergananews.com/club/main.php

Чуть позже эта дискуссия получила свое продолжение, уже под редакцией французского политолога М. Лаурель, на страницах другого российского журнала Ab Imperio (№4, 2005). В дискуссии принял участие, помимо редактора и самого меня, ряд российских и зарубежных ученых.

А чуть раньше, в 2004 г. «Археология …» вышла в английском переводе в британском академическом журнале. Вот выходные данные:

“Archaeology of Uzbek Identity”, Central Asian Survey (December 2004), 23 (3-4), 289 – 326.

Упомянутая выше дискуссия в журнале «Этнографическое обозрение» заинтересовала журнал Anthropology & Archeology of Eurasia , который полностью ее перевел и опубликовал, включая мою статью, при этом сопроводив эту публикацию своим комментарием (Anthropology & Archeology of Eurasia, Spring 2006, Vol. 44 No. 04).

Таким образом, статья «Археология узбекской идентичности» была издана пять раз, два раза в русском оригинальном варианте, два раза на английском и наконец, на турецком.

 *   *   *

К слову, тему национализма и национальной идентичности, рассматриваемой как политический ресурс, я продолжил в следующих статьях:

“Post-Soviet Central Asia: from nationhood mythologies to regional cold wars?” Irina Morozova, ed., “Towards Social Stability and Democratic Governance in Central Eurasia: challenges to regional security”. Amsterdam: IOS Press, 2005, p. 82-102.

“National Ideologies and Historical Mythology Construction in Post-Soviet Central Asia”, Paolo Sartori and Tommaso Trevisani, Ed., Patterns of Transformation in and Around Uzbekistan, Diabasis: Emilia, 2007, pp. 91-120.

“Iakubovskii and Others: Canonizing Uzbek National History”, ed. Florian Mühlfried and Sergey Sokolovskiy, Exploring the Edge of Empire: Soviet Era Anthropology in the Caucasus and Central Asia, Reihe: Halle Studies in the Anthropology of Eurasia, 2011, pp. 237-258.

Leave a comment

Filed under Anthropology, Central Asia, Ethnography, Historiography, History, National Identity, Nationalism, Political Philosophy, Politics, Social research, Social Sciences, Soviet Union, Uzbekistan, Uzbeks

Неразборчивый индекс счастья Института Гэллапа

Геллап провел опрос в 58 странах мира по методике индекс счастья (well-being index). В том числе в Узбекистане, где оказалось 65% «счастливых» и только 13% несчастных.

Данные отсутствуют в открытой печати, но их можно только купить, оплатив Институту энную сумму или подписавшись на их рассылку, тоже небесплатно. Би-Би-Си не пожалел средств и заплатил, а узбекская редакция пересказала по части Узбекистана. Подробности (на узбекском) здесь: http://www.bbc.co.uk/uzbek/uzbekistan/2012/02/120207_cy_uzbek_happiness.shtml

Что можно сказать по этому поводу?

Откровенно говоря, у меня большие сомнения по поводу валидности этих данных. Не потому что эти данные мне не нравятся. У меня есть следующие четыре аргумента:

1)      Я вообще скептически отношусь к так называемым количественным методам социологических опросов, проводимых по статистически представительной выборке. Особенно по таким сложным темам, как счастье, благополучие и т.п. И особенно сравнительные, кросс-национальные исследования. Об этом я сужу по своему, более чем 10 летнему, опыту проведения подобных «статистически представительных» исследований. Количественные методы хороши по достаточно простым переменным и на политически нейтральные темы.

Скажем, по таким безобидным (на первый взгляд) вопросам, как «Вы смотрели вчера телевизор?» или «Во сколько Вы вышли на работу сегодня утром?» . Но даже при ответе на эти вопросы имеются свои подвохи и подводные камни. И на эту тему имеются соответствующие исследования, например, проведенные социологами Мичиганского университета. Если Вы включаете сложные переменные, то ответ будет зависеть от сложившихся в данной среде норм, в плане того, как и при каких условиях выражать свое личное мнение.

2)      После Андижана проводить в стране масштабные социальные исследования по национально репрезентативной выборке стало почти невозможным, по понятным причинам. Все исследовательские центры, частные и не частные, взяли под колпак. Работать из под колпака им помогают только личные связи, да и то, не по политически чувствительным темам. Можно, однако, проводить исследования по так называемым качественным методам, маркетинговые исследования. Но такие данные мало поддаются количественным сравнениям. Сравнительный анализ здесь затруднен, но возможен, например, при использовании контент-анализа.

Причина еще в следующем. Для статически валидных результатов интервьюеры должны отобрать (случайным образом) и посетить по стране не менее 50-100 махаллей и опросить в каждой не менее 10 домохозяйств. Представьте, Вы прибываете в одну их таких махаллей, заходите в один двор, другой, третий. После третьего о Вас докладывают в махаллинский комитет (помните о бдительных посбонах и аксакалах), тот – в хокимият. Через считанные минуты перед Вами появляется местный участковый (хорошо, если только участковый), который начинает с Вами свое интервью, уже не по случайной выборке. Вопросы: откуда, кого представляете, кто дал разрешение, есть ли бумага. У «Ижтимоий Фикр» такая бумага всегда есть, конечно, учитывая его полу-государственный статус. Называется GONGO (см. google, wikipedia). Но он работает не только под колпаком, но и под прямую диктовку соответствующих органов.  Поэтому, если бы опрос проводил бы он по своей инициативе или по указанию сверху, то «счастливых» оказалось бы 90%, если не больше. Подобные структуры оперирует именно с такими цифрами, 90%, 95%, 98%. Для них, выражаясь языком статистики, характерны низкие показатели дисперсии (высокий его показатель – 50%).

3)      В стране очень долго, ну очень долго отсутствовала свобода слова. Всякое высказывание чересчур независимого мнения, не одобренного свыше, неумолимо карается. В этих условиях, как говорят узбеки, лучше ходить qutingni qisib, то есть, поджав хвост. Высказывай свое мнение, но на своей кухне, а еще лучше – в колодец, чтобы никто не услышал. К этим правилам игры, то есть к четкому разделению общественной и частной жизни, в которых одни и те же лица говорят совершенно разные вещи, в зависисмости от обстоятельств, наши граждане давно привыкли. Говорить разными языками, смотря по обстановке, с оглядкой, для них уже не представляет проблемы: на публике – все одобрямс, а вошел к себе домой, так и скривил рожу – и так каждый день, из года в год, усвоено на ровне  условных рефлексов.  Складывается своего рода политическая  и социальная культура. В социологии это еще называется – «социально ожидаемые ответы».

4)      Наконец, в силу указанных выше причин, стандарты того, что является критерием счастливой жизни, варьируются от общества к обществу.  У нас, в jonajon ulkamizda,  самый зачуханный мардикор, если спросить его в лоб, счастлив ли он, может сказать: да, еще как – ведь сегодня меня не обманул заказчик работ и рассчитался сполна (обычно ведь обманывают). Или студент Каракалпаского университета может быть счастливым от того, что сегодня его декан не упражнялся на нем как на боксерской груше.

А какого-нибудь датчанина в лимузине спроси, он начнет выражать фрустрацию только из-за того, что якобы наступает глобальное потепление. Вот чудак. Шизики они на Западе.

Так что подобные глобальные опросы и сравнительные исследования нам ничего не говорят.  Пустое это дело. Зачем же Гэллап их проводит? Ответ прост: всем жить хочется. И боссам Гэллапа тоже. Они ведь тоже хотят быть счастливыми.

3 Comments

Filed under Gallup, Opinion research, Public opinion research, Social research, Sociology, Uzbekistan