Category Archives: Liberalism

О союзе либералов с националистами и исламистами: уроки дискуссии вокруг фигуры Алексея Навального

                                                                             “Слушай, я тебе одну умную вещь скажу –  только ты не обижайся. Ты и она – не две пары в сапоги.”

Рубик Хачикян, «Мимино»

Споры вокруг фигуры российского харизматического блоггера и оппозиционера Алексея Навального, который был 18 июля 2013 г. осужден на пять лет по сфабрикованеному против него делу о коррупции, но выпущен на свободу до решения аппеляционной инстанции, имеют определенное отношение к Центральной Азии, в частности Узбекистану и Таджикистану. Не только потому, что он поднимает вопросы трудовой миграции из Центральной Азии. Если в России копья ломаются вокруг вопроса о том, как либералам следует относиться к националистам, то в Центральной Азии, населенной преимущественно мусульманами, ребром стоит аналогичный вопрос об отношении либералов к социальному и политическому исламу и участию исламистов в политической жизни.

Прежде всего о Навальном. Некоторые представители либеральной интеллигенции обвиняют его в национализме. Вспоминают его ляпы и неприличные высказывания в националистическом духе и его участие в «Русских маршах», ежегодных шествиях националистических движений. Часть либеральной общественности видит в тех высказываниях и поступках чуть ли не проявления фашизма. Но сам Навальный видит в своем участии в тех маршах попытку направить их участников на решение реальных с его точки зрения проблем коррупции и неконтролируемой миграции. Действительно, имеющиеся ролики на youtube свидетельствуют о том, что говорил он там преимущественно на темы коррупции в высших эшелонах власти.

Часть цитируемых высказываний, приписываемых ему, еще предстоить верифицировать. Но даже если он это говорил, необходимо выяснить, оговорки ли это или его принципиальная позиция и часть его текущей политической платформы.  Критерием того, является ли это просто ляпом или осознанной позицией, является частота националистических высказываний в его публичных речах.

Сам я спорадически отслеживал его деятельность, начиная с конца 2011 – начала 2012 гг., когда он собственно обратил на себя внимание далеко за прелами своей активистской тусовки и за пределами России. С тех пор я не встречал в его высказываниях ничего скандального, хотя его заигрывания с националистами продложались и речь его довольно часто содержала довольно таки сильные выражения в отношении своих оппонентов. Он пытался убедить, что за движением националистов стоят легитимные опасения части населения относительно оккупирования трудового рынка пришельцами из южных государств и что эти опасения следует адресовать рациональным образом, особенно если оппозиция хочет расширить свою социальную базу. А что касается националистического радикализма, то это, по его мнению, следствие того, что правительство замалчивает реальные проблемы и не принимает мер по их решению.

Другими словами, он пытался вычленить из движения националистов относительно вменяемый электорат, аналоги которого существуют сегодня в развитых демократиях и представлены партиями правого толка.  Именно в таком легитимном качестве он видит в этих движениях силу, которую следовало бы привлечь к участию в широком фронте сопротивления против путинского режима.

И в этом подходе действительно имеется свое рациональное зерно. Если оппозиция в ее противостоянии сильной авторитарной власти, опирающейся на репрессивный аппарат и поддержку коррумпированно-корпоративных сил, хочет добиться мобилизации широких масс, она должна смириться с тем, что в рядах объединенного фронта будут представлены течения, с которыми либералы не разделяют вглядов. Конечно, для такого объединения должны быть соблюдены определенные условия и ограничения. Прежде всего, в объединенный фронт не должны допускаться откровенные отморозки, скинхеды и расисты. Но надо иметь в виду, что не все выступающие против неконтролируемой трудовой миграции, являются расистами. Здесь имеют место разные оттенки, разная степень радикализма и их следует учитывать. Проведем аналогию с Британий, где имеется разница между откровенно расистской Лигой защиты Англии (EDL), крайне правой, но официально зарегистрированной Британской национальной партией (BNP) и чуть более респектабельной, но все же остающейся ультра-правой, Партией независимости Великобритании (UKIP). Все они выступают за ужесточение миграционную политики. Даже внутри правящей Консервативной партии есть различие между центристами и правым крылом. Последнее тоже выступает за ограничение трудовой миграции. И эта тенденция ужесточения линии в отношении мигрантов особенно усилилась в последнее время, вслед за некоторым поправением электората.

Второе условие – это позрачность взаимотношений внутри коалиции: мы знаем, с кем объединяемся, на каких условиях, но при этом мы стоим на своих собственных принципах и не меняем их в угоду партнеров по коалиции. Вместе с тем, мы находим поле общих интересов и объединяемся только в рамках этого поля. Этим полем в настоящих условиях является противостояние авторитарному режиму, который способен расправиться с каждым из недовольных поодиночке, но которому трудно иметь дело со всеми недовольными сразу, особенно если те объеденены. Принцип «разделяй и властвуй» был и остается главной стратегией авторитарной власти в отношении нежелающих смириться с деспотией.

В условиях развитой демократии либералам не по пути с националистами ни при каком виде, и чаще всего последние оказываются в маргинальном меньшинстве на политической арене. В Британии даже консерваторы держат дистанцию от упомянутой выше UKIP и не помышляют о создании коалиции с ней. Напротив, здесь, как и в другой развитой демократии, действует закон таготения к политическому центру. Во время выборов он воплощается в статистическом законе нормального распределения, в соответствии с которым голоса избирателей концентрируются вокруг некоей медианы между обеими сторонами политического спектра. За контроль над этим пятачком собственно и идет борьба между основными партиями. Некоторым отклонением от этого правила является рост популярности ультраправой партии “Национальный фронт” во главе с Марин Ле Пен, наюлюдаемый во Франции, а  также ультраправой Партией свободы во главе с Гертом Вилдерсом в Голландии. Но успех этих партий является скоре всего исключением из общего правила. По крайне мере, любая партия, приходящая к власти в результате выборов, немедленно начинает дрейф в сторону центра, чтобы заручиться как можно широкой поддержкой своей политики.

По российским меркам, Навального врядли можно отнести к аналогам упомяннутых ультраправых партий. Он скорее стоит на позициях правого центра, хотя в его лексиконе в прошлом и наблюдались откровенно националистические нотки. Или же, его можно назвать умеренным националистом, но не более того. По этой причине либералы без особых проблем объединяются с ним, видя в таком объединении больше дивидендов, нежели издержек. Я бы назвал такую позицию прагматическим либерализмом, и не скрою того, что симпатизирую ей.

Можно ли здесь проследить аналогию с проблемой  взаимоотношения либералов с исламистами в мусульманском мире, в частности в Центральной Азии? Думается, что да. Возможен ли союз тех и других, или, как выразился бы Рубик-джан, являются ли они «двумя парами в сапогах»?  Считаю, что возможен, несмотря на страхи некоторых либералов и секуляристов, что с приходом к власти исламисты сразу введут шариат и отменят демократию. Но мы видим на примере Турции, Египта, Индонезии и Малазии, что эти опасения там не оправдываются, хотя 100-процентными демократиями их, конечно, не назовешь, а после военного переворота в Египте, вообще о наличии демократии говорить не приходится. После последних президентских выборов 2012 г., приведших к власти Мухаммеда Мурси, лидера Партии свободы и справедливости, которая  ассоциицируется с Братьями мусульманами, этого тоже не произошло. Если Мурси и совершил ряд роковых ошибок и неверных шагов, так это в сторону усиления своих собственных полномочий, а не  в сторону исламизации государственных институтов.

Несмотря на печальный конец, урок революции 2011 г. в Египте также поучителен: свержение режима Мубарака там стало возможным благодаря тому, что Братья мусульмане и либралы поначалу действовали в рамках одной коалиции. То же самое наюлюдалось и в других странах региона, где прокатились революции 2010-2011 годов.  Трагедия египетской революции заключается с том, что после получения мандата на выборах Мурси не сосредоточил свои усилия на расширении своей социальной базы, а наборот, сделал все, чтобы от него отвернулись либералы. То есть, он проигнорировал упомянутый выше закон движения к политическому центру, которому следуют в развитых демократиях: правые после прихода к власти дрейфуют влево, а левые – вправо, чтобы прочно занять позиции в центре. Поэтому ответственность за раскол египетского общества лежит на Мурси. Но и либералы в момент пика протестов против Мурси повели себя тоже не самым лучшим образом. Приветствуя военный переворот, они продемонстрировали отход от принципов демократии и верховенства закона, тем самым заведя страну в тупик. Братание либералов с военной хунтой только дискредитировало и тех, и других, а в итоге привело страну к национальному краху. Парадокс этой ситуации заключается в том, что поборниками демократии выступили теперь исламисты, а не либералы. Мы привыкли немного к другой терминологии, когда различают «демократов» и «исламистов». Сегодня политический спектр в мусульманском мире несколько изменился: умеренные исламисты сделали стратегический выбор в сторону демократии и ненасильственных методов политической борьбы, в то время как некоторые либералы, по крайней мере в Египте, поставили на союз в военными диктаторами и методы насилия как способ достижения своих целей.

Как же все эти последние события в мусульманском мире отражаются на наших центрально-азиатских делах, особенно в Узбекистане и Таджикистане, где подавляющее большинство населения – мусульмане? Учитывая то, что главной интригой текущего момента является конфликт не между сторонниками светского и исламского путей развития, а между авторитарным режимом и обществом, то создание широкого фронта общественных сил за трасформацию режима в относительно более демократическую систему, остается одним из главных на повестке дня.

При этом я не вижу причин, по которым исламистам запрещалось бы создавать свои политические партии и бороться наравне с другими силами за власть.  Принцип разделения государства и религии состоит не в запрете на политический ислам, а в недопущении исламизации государственных институтов и вмешательства государства в дела религии. Создание про-исламских политических образований полностью соответствует свободе ассоциации и ассамблеи, провозглашенной международным правом. Отметим, однако, что для создания союза  либералов и исламистов, имеются как свои основания, так и условия, которые должны быть соблюдены изначально.

Главным условием является приверженность всех сторон принципам демократии и гражданских свобод. Остальные условия вытекают из этого главного. Поэтому союз с экстремистами типа Хизб ут-Тахрир исключается априори, по простой причине: они не признают демократии, хотя и пользуются сами ее плодами. Да и сами они отвергают возможность свого участия в парламентских и президентских выборах, видя в этом принятие правил игры, якобы чуждых исламу.

Далее, стороны должны договориться о принципах конституционного устройства после установления демократического устройства и проведения свободных выборов. Это означает, что исламисты должны дать обязательство в том, что не будут насаждать шариат после получения большинства в парламенте или контроля над президентским обществом, не будут демонтировать институты демократии. С другой стороны, либералы должны дать обязательство в том, что признают мандат исламистов, если за тех проголосует большинство населения.

Некоторые сразу возникнут со своими сомнениями о том,  а можно ли вообще доверять исламистам и верить в их обещания. Сомневающиеся полагают, что за прагматическим решением исламистов участвовать в выборах у тех имеются скрытые намерения (hidden agenda) и что их конечная цель – это построение исламского государства.

Одако если взглянуть на эволюцию Братьев мусульман, то мы увидим, что начиная с 70-х годов прошлого столетия эта оранизация неуклонно двигалась в сторону политического центра, сначала отказываясь от насильственных методов политической борьбы, затем – от лозунга «решение [всех проблем] – в исламе» (Solution is Islam), и наконец, делая ставку на участие в демократическом процессе. Внутри Братьев всегда шла борьба между радикальным и умереннным крыльями. Будучи в тюрьме во второй половине 50-х годов, лидер Братьев мусульман  (с 1949 по 1972 год) Хасан ал-Худайби пишет трактат «Проповедники, но не судьи» (Du’at la Qudat), опубликованный намного позже, в  1977 г. Многие видят в этой мало кому известной работе полемику с радикальными взглядами другого члена Братьев мусульман Сайида Кутба, которого режим Гамал Абдель Нассера казнил в 1966.  Хотя взгляды Кутба, представленные в его произведении «Вехи на пути» (Ma’alim fi al-Tariq), получили популярность среди исламских радикалов,  линия Худайби стала генеральной для Братьев мусульман. Поиски возможностей участия в демократическом процессе стало для них приоритетом, достаточно органичным и естественным с точки зрения их взглядов и политической платформы.

Хорошо, но тогда либералы могут пожаловаться на то, что в условиях мусульманского общества им никогда не видать перспективы получения власти путем выборов, что мол исламисты будут всегда в выигрышном положении и диктовать свои условия либералам и всему обществу.

Это не совсем так, если учитывать долговременную перспективу и упомянутый закон смещения к политическому центру, который начинает работать в стабильных условиях электоральной демократии и гражданских свобод.

Чего не хватает либералам и сторонникам светского развития общества, так это понимания того, как будет происходить постепенная трасформация общества и государства, как только заработают демократические правила игры. Им, либералам, порой просто не хватает запаса терпения.

Но одного терпения тоже недостаточно. В процессе указанной постепенной транформации, первыми, кто воспользуется ее плодами, могут стать исламисты. В этот момент у них может возникнуть соблазн закрепить свой успех путем закручивания гаек и наступления на гражданские права, особенно в неизбежных кризисных ситуациях, как это мы наблюдаем в Турции. Без этих свобод суть демократии будет выхолащиваться, и чтобы не допустить этого, либералам следует настроиться на перспективу долгой ненасильственной борьбы и даже к конфликту с властью. Пример такой борьбы нам продемонстрировали либералы в Турции.  Они не спустили властям наступления на гражданские свободы, но в то же время благоразумно не перешли грань  дозволенного, не призвали военных придти к ним на помощь.  Размежевание либералов и исламистов в Турции –  это тоже нормальный, вполнее закономерный  процесс, но он набирает силу уже в условиях, приближенных к стабильным нормам и процедурам демократического процесса.

Можно говорить о том, что Египет нам демонстрирует проблемы и наличие подводных камней начального периода демократической трансформации, а Турция – ее более поздний этап.

В зависимости от указанных этапов и следует решать вопрос о том, что является приоритетом, союз либералов и исламистов, или размежевание, и на каких условиях.

Если резюмировать сказанное выше, то суть предложенного анализа сводится к следующему:

  1.  Главным движущим конфликтом текущего момента в странах Центральной Азии, особенно в Узбекистане, Таджикистане, Туркменистане и Казахстане,  является противостояние авторитарного режима с гражданским обществом.
  2. В этих условиях союз либералов и умернных исламистов (в России умеренных националистов) не только возможен, но и необходим, что справедливо прежде всего для Узбекистана и Таджикистана.
  3. Создание про-исламских политических организаций, их участие в публичной политике легитимно и отвечает нормам международного права, при условии, если эти организации отказываются от насилия и призыва к насилию.
  4. Условием коалиции либералов и исламистов является нерушимость принципов и устоев демократии и гражданских свобод.
  5. В период после первых свободных выборов вероятен приход исламистов к власти.  При этом они, получив бразды правления в свои руки, должны сразу добиваться национального консенсунса посредством компромиссов, в целях консолидации политического центра, а либералы – уважать выбор народа.  На этом первом этапе крайне необходимо достижение общественного договора как основы стабильного продвижения вперед.
  6. На последующих этапах, по истечении мандата первых и вторых выборов, может возрасти напряженность между исламистами во власти и либеральным гражданским обществом в оппозиции. Гражданское  общество должно будет наращивать свое давление на власть с целью недопущения ее сползания в сторону автортитарного государственного устройства. Одновременно, либералам следует преуспеть в расширении своей собственной социальной базы, чтобы добиваться мандата на выборах.

Вся эта теоретическая конструкция носит по отношению к Центроальной Азии весьма условный характер, поскольку мы здесь не наблюдаем ни аналога Братьев мусульман, ни достатчоно сильной либеральной партии. Политическое развитие здесь может пойти по пути реформ сверху, по примеру «азиатских тигров». Возможно, этот путь был бы более препочтителен, менее чреватым социально-политическими катаклизмами с эксцессами насилия, которые мы наблюдаем в арабском мире. Но у меня имеются сомнения в том,  что нынешняя элита, погрязшая в коррупции и конформизме, способна реализовать этот шанс.  Если она его упустит (весьма вероятно), то альтернатив двум другим вариантам, а именно продолжающейся стагнации или же арабскому аналогу событий,  я не вижу.

(Эссе представляет собой исключительно персональную точку зрения автора)

Leave a comment

Filed under Alexey Navalny, Arab spring, Authoritarian regimes, Central Asia, Civil Society, Democracy, Development studies, Egypt, Islam, Islamic movements, Islamism, Liberalism, Muslim World, Nationalism, Political Philosophy, Politics, Religion, Russia, Turkey, Uncategorized, Uzbekistan