«Старухи» Геннадия Сидорова: фильм о добре и сострадании. И о других важных вещах.

Посмотрев «Старухи» Геннадия Сидорова (спасибо Наргизе за копию), был немало удивлен. Давно не смотрел таких хороших российских фильмов.  В целом,  за некоторыми исключениями, российский кинематограф постсоветского периода – это полоса посредственности. И это несмотря на свободу творить, которую художники получили с развалом СССР. Начинаешь сомневаться в том, а нужна ли она им эта свобода, чтобы достигать свободы внутренней и создавать  шедевры.  Жаль, что преждевременная кончина подкосила творческую судьбу режиссера. Где теперь режиссеры, подобные ему?

«Старухи» – это, в моем прочтении, конечно, фильм о сострадании и доброте. Сам фильм добр и одновременно жесток в  своем диагнозе современного российского общества.

Воплощением ожесточения и озлобленности довольно значительной части российского общества является один из героев, Федька, майор танковой части. Сначала он представляется добрым малым, заботящимся о старухах в заброшенной деревушке, откуда видать давно уехали молодые да померли старики. Но с развитием событий он предстает пьяницей, жестоким к своим подчиненным и своей жене.  Не таким ли был и полковник Будалов, запытавший чеченку до смерти?

Наоборот, старухи сначала показали себя с неприглядной стороны, в своих разговорах перемывая косточки приезжим мигрантам и фактически, конечно, не желая того сами, провоцируя слабоумного Миколку к поджогу дома, где поселились пришельцев.   Но после того, как приезжая узбекская семья становится погорельцами, старухи вдруг преображаются и демонстрируют лучшие черты русского этоса, доброту и сострадание.

Наименее разработанной в фильме является образ узбекской семьи. Есть в фильме ряд досадных ляпсусов, который бросаются в глаза любому, знающему жизнь Центральной Азии.  Во-первых, непонятно это узбеки или таджики. Говорят между собой по-узбекски (причем одна из них на ломанном узбекском), а песни поют на таджикском.  Старик, отец семейства, читает намаз вслух и очень громко, что является нонсенсом. На самом деле он произносит он озан намаз, призыв мусульман на молитву, который произносится с минаретов в условное время. Вся эта этнографическая экзотичность (в духе ориентализма), которую намеренно наводит режиссер, конечно, рассчитана на среднего российского зрителя, который мало смыслит в традиционной жизни узбекского или таджикского общества.

Что является действительно реалистичным в описании узбекской семьи, так это типичная для наших земляков неутомимость и энергия, с которой они устраивают снова и снова свою жизнь, принося при этом новое дыхание в российскую глубинку. И это несмотря на то, что против них казалось ополчились их собственное государство (непонятно, они являются обычными трудовыми мигрантами или беженцами-религиозниками) и часть российского общества.  В этом смысле фильм звучит укором тем в России, кто любит повторять: «понаехали тут эти черные». Так в начале рассуждали и старухи.

Несмотря на имеющиеся натяжки, фильм смотрится на одном дыхании и даже, в своих заключительных кадрах, достигает эффекта катарсиса, что довольно редко кому удается из режиссеров.  Не понятно поэтому, почему его в России пустили в ограниченном прокате.  Кого-то или чего-то испугались? Почему бы не показать его на одном из центральных телеканалов? Эффект бы отрезвляющим для тех, кто нагнетает анти-иммигрантскую истерию.

Leave a comment

Filed under Arts, Central Asia, Cinematography, Culture, Labour migration, Russia

Leave a Reply

Fill in your details below or click an icon to log in:

WordPress.com Logo

You are commenting using your WordPress.com account. Log Out /  Change )

Facebook photo

You are commenting using your Facebook account. Log Out /  Change )

Connecting to %s